Почитай мне мама. Сказки.


  БЕЛОЧКА-УМЕЛОЧКА (Леонид Куликов)

 Под зеленою сосной 
Вырос домик расписной, 
И жила в нем белочка, 
Белочка-умелочка. 
Хорошо она жила: 
Чай с орехами пила, 
Вечером на лесенке 
Распевала песенки. 
Наша белка - мастерица: 
Сшила кофточку лисице, 
А зайчонку - тапочки 
На четыре лапочки.
Медвежонку - распашонку
Всем бельчаткам - по перчаткам,
Даже мышке маленькой -
Сарафанчик аленький.
И грибы она сушила,
И зверят она лечила - 
Все умела белочка,
Белочка-умелочка.
Прилетела журавлиха 
И сказала, плача тихо: 
- Приходи к нам, белочка, 
Белочка-умелочка! 
Мой ребенок-журавленок 
Только вышел из пеленок, 
Простудился на ветру 
И теперь лежит в жару. 
Белка бросила работу. 
Поскакала на болото, 
Где лежал на камыше 
Журавленок в шалаше. 
Он стонал, не брал игрушек 
И совсем не ел лягушек. 
- Ты поправишься, дружок, 
Ну-ка, выпей порошок! 
Не ленился журавленок,
Не упрямился -
Пил лекарство журавленок
И поправился.
По лугам он стал гулять,
Над болотами летать -
Вылечила белочка,
Белочка-умелочка.
И пришел к ней серый волк, 
Серый волк - зубами щелк. 
Он слезами обливался, 
Тихо в двери постучался: 
- Приходи к нам, белочка, 
Белочка-умелочка! 
Плохо бедному волчонку, 
Он лежит и плачет тонко. 
Ты мне сына вылечи, 
Кость из горла вытащи. 
Белка хвостик распушила, 
К волку в хату поспешила, 
Чтоб волчонка полечить, 
Кость из горла удалить.
А волчонок-то не плачет,
Он поет и резво скачет...
- Ну какой же он больной,
Твой волчонок озорной?!
Старый волк расхохотался:
- Он болеть не собирался!
Просто мы поесть хотим
И сейчас тебя съедим!
Обманули белочку,
Белочку-умелочку.
Белка волку отвечала: 
- Испеки меня сначала. 
Я сырая невкусна, 
Потому что не жирна. 
Старый волк мигнул волчонку 
И открыл в печи заслонку: 
- Ну-ка, белка, в печь садись 
Да скорее испекись! 
Белка прыгнула вперед, 
Заскочила в дымоход, 
По трубе полезла выше - 
Вот она уже на крыше.
Как завыл тут волк со зла:
- Ай, держи! Ушла, ушла!
Он, кряхтя, полез за нею
И в трубе застрял по шею.
Головою закрутил -
Всю трубу разворотил.
В эту пору на озера
Пролетали журавли,
Подхватили белку с крыши
И от волка унесли.
Вот и домик расписной 
Под зеленою сосной. 
Снова дома белочка, 
Белочка-умелочка. 
Но в полете, где-то в тучах, 
Уронила белка ключик. 
Что ей делать, как ей быть? 
Нечем двери отворить. 
И пошла она к соседям, 
Позвала она медведя. 
Толстый ключ принес медведь, 
Стал пыхтеть, замок вертеть.
Прибежала к ним лисичка,
Принесла свою отмычку.
Зайка даже грыз замок,
Но разгрызть его не смог.
Лось боднул замок рогами - 
Повалился вверх ногами.
Дятел клювом подолбил,
Только клюв себе отбил.
Отпирали-отпирали -
Даром время потеряли. 
Сколько ни стараются - 
Замок не отпирается. 
И пришел к ним серый волк, 
Серый волк - зубами щелк. 
- Я, друзья, иду на помощь: 
Без меня замок не сломишь., 
- Нет, - сказала белочка, 
Белочка-умелочка. - 
Ты ко мне в друзья не лезь: 
Ты меня задумал съесть! 
Звери тут как рассердились, 
Как на волка напустились 
И давай его кусать, 
И царапать, и клевать, 
Приговаривать: 
- Ты не трогай белочку, 
Не обижай умелочку! -
Битый волк, визжа и воя,
Убежал от них стрелою.
Суматоха улеглась...
Только дверь не отперлась.
Вдруг веселый журавленок
Прилетел с лугов зеленых
Он принес не червяка -
Белкин ключик от замка.
На лугу, в кустах колючих,
Отыскался этот ключик.
И хозяйка ключ взяла -
Сразу двери отперла.
Тут все стали танцевать,
Стали белку в гости звать: 
- Приходи к нам, белочка,
Белочка-умелочка!
 

  Жили-были лиса да заяц. 
У лисицы была избенка ледяная, а у зайчика лубяная; 
пришла весна красна - у лисицы растаяла, а у зайчика стоит по-старому.
Лиса попросилась у зайчика погреться, да зайчика-то и выгнала.
Идет дорогой зайчик да плачет, а ему навстречу собаки:
- Тяф, тяф, тяф! Про что, зайчик, плачешь?
А зайчик говорит:
- Отстаньте, собаки! Как мне не плакать? 
Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная, 
попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
- Не плачь, зайчик! - говорят собаки. - Мы ее выгоним.
- Нет, не выгоните!
- Нет, выгоним! Подошли к избенке:
- Тяф, тяф, тяф! Поди, лиса, вон! А она им с печи:
- Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!
Собаки испугались и ушли.
Зайчик опять идет да плачет. Ему навстречу медведь:
- О чем, зайчик, плачешь? А зайчик говорит:
- Отстань, медведь! Как мне не плакать? Выла у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
- Не плачь, зайчик! - говорит медведь. - Я выгоню ее.
- Нет, не выгонишь! Собаки гнали - не выгнали, и ты не выгонишь.
- Нет, выгоню! Пошли гнать:
- Поди, лиса, вон! А она с печи:
- Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!
Медведь испугался и ушел.
Идет опять зайчик да плачет, а ему навстречу бык:
- Про что, зайчик, плачешь?
- Отстань, бык! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
- Пойдем, я ее выгоню.
- Нет, бык, не выгонишь! Собаки гнали - не выгнали, медведь гнал - не выгнал,
 и ты не выгонишь.
- Нет, выгоню. Подошли к избенке:
- Поди, лиса, вон! А она с печи:
- Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!
Бык испугался и ушел.
Идет опять зайчик да плачет, а ему навстречу петух с косой:
- Кукуреку! О чем, зайчик, плачешь?
- Отстань, петух! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
- Пойдем, я выгоню.
- осказках.ру - oskazkax.ru
- Нет, не выгонишь! Собаки гнали - не выгнали, медведь гнал - не выгнал, 
бык гнал - не выгнал, и ты не выгонишь!
- Нет, выгоню! Подошли к избенке:
- Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!
А она услыхала, испугалась, говорит:
- Одеваюсь... Петух опять:
- Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!
А она говорит:
- Шубу надеваю. Петух в третий раз:
- Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!
Лисица выбежала; он ее зарубил косой-то и стал с зайчиком жить да поживать да добра наживать.
Вот тебе сказка, а мне кринка масла.

Лиса и журавль

Лиса с журавлем подружились. 
Вот вздумала лиса угостить журавля, пошла звать его к себе в гости:
- Приходи, куманек, приходи, дорогой! Уж я тебя угощу.
Пошел журавль на званый пир. 
А лиса наварила манной каши и размазала по тарелке. 
Подала и потчевает:
- Покушай, голубчик-куманек, - сама стряпала.
Журавль стук-стук носом по тарелке, стучал, стучал - ничего не попадает!
А лисица лижет себе да лижет кашу, так все сама и съела. 
Кашу съела и говорит:
- Не обессудь, куманек! Больше потчевать нечем.
Журавль ей отвечает:
- Спасибо, кума, и на этом. Приходи ко мне в гости.
На другой день приходит лиса к журавлю, 
а он приготовил окрошку,
 наклал в кувшин с узким горлышком, поставил на стол и говорит:
- Кушай, кумушка. Право, больше нечем потчевать.
Лиса начала вертеться вокруг кувшина. 
И так зайдет, и этак, и лизнет его, и понюхает-то - никак достать не может: 
не лезет голова в кувшин.
А журавль клюет себе да клюет, пока все не съел.
- Ну, не обессудь, кума! Больше нечем угощать.
Взяла лису досада. 
Думала, что наестся на целую неделю, а домой пошла - несолоно хлебала.
 Как аукнулось, так и откликнулось.
С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь. 
Вот и сказке Лиса и журавль конец, а кто слушал - молодец!
Источник:http://azku.ru/russkie-narodnie-skazki/lisa-i-zhuravl.html

Федорино горе.
Скачет сито по полям,
А корыто по лугам.
За лопатою метла
Вдоль по улице пошла.
Топоры-то, топоры
Так и сыплются с горы.
Испугалася коза,
Растопырила глаза:
"Что такое? Почему?
Ничего я не пойму".
Но, как чёрная железная нога,
Побежала, поскакала кочерга.
И помчалися по улице ножи:
"Эй, держи, держи, держи, держи, держи!"
И кастрюля на бегу
Закричала утюгу:
"Я бегу, бегу, бегу,
Удержаться не могу!"
Вот и чайник за кофейником бежит,
Тараторит, тараторит, дребезжит...
Утюги бегут покрякивают,
Через лужи, через лужи перескакивают.
А за ними блюдца, блюдца
 -Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
Вдоль по улице несутся
-Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
На стаканы - дзынь!- натыкаются,
И стаканы - дзынь!- разбиваются.
И бежит, бренчит, стучит сковорода:
"Вы куда? куда? куда? куда? куда?"
А за нею вилки,
Рюмки да бутылки,
Чашки да ложки
Скачут по дорожке.
Из окошка вывалился стол
И пошёл, пошёл, пошёл, пошёл, пошёл...
А на нём, а на нём,
Как на лошади верхом,
Самоварище сидит
И товарищам кричит:
"Уходите, бегите, спасайтеся!"
И в железную трубу:
"Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!"
А за ними вдоль забора
Скачет бабушка Федора:
"Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!
Воротитеся домой!"
Но ответило корыто:
"На Федору я сердито!"
И сказала кочерга:
"Я Федоре не слуга!"
А фарфоровые блюдца
Над Федорою смеются:
"Никогда мы, никогда
Не воротимся сюда!"
Тут Федорины коты
Расфуфырили хвосты,
Побежали во всю прыть.
Чтоб посуду воротить:
"Эй вы, глупые тарелки,
Что вы скачете, как белки?
Вам ли бегать за воротами
С воробьями желторотыми?
Вы в канаву упадёте,
Вы утонете в болоте.
Не ходите, погодите,
Воротитеся домой!"
Но тарелки вьются-вьются,
А Федоре не даются:
"Лучше в поле пропадём,
А к Федоре не пойдём!"
Мимо курица бежала
И посуду увидала:
"Куд-куда! Куд-куда!
Вы откуда и куда?!"
И ответила посуда:
"Было нам у бабы худо,
Не любила нас она,
Била, била нас она,
Запылила, закоптила,
Загубила нас она!"
"Ко-ко-ко! Ко-ко-ко!
Жить вам было нелегко!"
"Да,- промолвил медный таз,-
Погляди-ка ты на нас:
Мы поломаны, побиты,
Мы помоями облиты.
Загляни-ка ты в кадушку -
И увидишь там лягушку.
Загляни-ка ты в ушат -
Тараканы там кишат,
Оттого-то мы от бабы
Убежали, как от жабы,
И гуляем по полям,
По болотам, по лугам,
А к неряхе-замарахе
Не воротимся!"
И они побежали лесочком,
Поскакали по пням и по кочкам.
А бедная баба одна,
И плачет, и плачет она.
Села бы баба за стол,
Да стол за ворота ушёл.
Сварила бы баба щи,
Да кастрюлю поди поищи!
И чашки ушли, и стаканы,
Остались одни тараканы.
Ой, горе Федоре, Горе!
А посуда вперёд и вперёд
По полям, по болотам идёт.
И чайник шепнул утюгу:
"Я дальше идти не могу".
И заплакали блюдца:
"Не лучше ль вернуться?"
И зарыдало корыто:
"Увы, я разбито, разбито!"
Но блюдо сказало: "Гляди,
Кто это там позади?"
И видят: за ними из тёмного бора
Идёт-ковыляет Федора.
Но чудо случилося с ней:
Стала Федора добрей.
Тихо за ними идёт
И тихую песню поёт:
"Ой вы, бедные сиротки мои,
Утюги и сковородки мои!
Вы подите-ка, немытые, домой,
Я водою вас умою ключевой.
Я почищу вас песочком,
Окачу вас кипяточком,
И вы будете опять,
Словно солнышко, сиять,
А поганых тараканов я повыведу,
Прусаков и пауков я повымету!"
И сказала скалка:
"Мне Федору жалко".
И сказала чашка:
"Ах, она бедняжка!"
И сказали блюдца:
"Надо бы вернуться!"
И сказали утюги:
"Мы Федоре не враги!"
Долго, долго целовала
И ласкала их она,
Поливала, умывала.
Полоскала их она.
"Уж не буду, уж не буду
Я посуду обижать.
Буду, буду я посуду
И любить и уважать!"
Засмеялися кастрюли,
Самовару подмигнули:
"Ну, Федора, так и быть,
Рады мы тебя простить!"
Полетели, Зазвенели
Да к Федоре прямо в печь!
Стали жарить, стали печь,-
Будут, будут у Федоры и блины и пироги!
А метла-то, а метла - весела -
Заплясала, заиграла, замела,
Ни пылинки у Федоры не оставила.
И обрадовались блюдца:
Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
И танцуют и смеются -
Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!
А на белой табуреточке
Да на вышитой салфеточке
Самовар стоит,
Словно жар горит,
И пыхтит, и на бабу поглядывает:
"Я Федорушку прощаю,
Сладким чаем угощаю.
Кушай, кушай, Федора Егоровна!"

Серебряное копытце (сказки Бажова П.) 

Жил в нашем заводе старик один, по прозвищу Кокованя.
Семьи у Коковани не осталось, он и придумал взять в дети сиротку. 
Спросил у соседей — не знают ли кого, а соседи и говорят:
— Недавно на Глинке осиротела семья Григория Потопаева.
 Старших-то девчонок приказчик велел в барскую рукодельню взять, 
а одну девчоночку по шестому году никому не надо. 
Вот ты и возьми её.
— Несподручно мне с девчонкой-то. Парнишечко бы лучше. Обучил бы его своему делу, пособника бы растить стал. А с девчонкой как? Чему я её учить-то стану?
Потом подумал-подумал и говорит:
— Знавал я Григорья, да и жену его тоже. Оба весёлые да ловкие были. 
Если девчоночка по родителям пойдёт, не тоскливо с ней в избе будет. Возьму её. 
Только пойдёт ли?
Соседи объясняют:
— Плохое житьё у неё. Приказчик избу Григорьеву отдал какому-то горюну и велел за это сиротку кормить, пока не подрастёт. А у того своя семья больше десятка. 
Сами не досыта едят. Вот хозяйка и взъедается на сиротку, попрекает её куском-то. 
Та хоть маленькая, а понимает. Обидно ей. Как не пойдёт от такого житья! 
Да и уговоришь, поди-ка.

— И то правда,— отвечает Кокованя. — Уговорю как-нибудь.
В праздничный день и пришёл он к тем людям, у кого сиротка жила. 
Видит — полна изба народу, больших и маленьких. 
У печки девчоночка сидит, а рядом с ней кошка бурая.
 Девчоночка маленькая, и кошка маленькая и до того худая да ободранная, что редко кто такую в избу пустит. Девчоночка эту кошку гладит, а она до того звонко мурлычет, 
что по всей избе слышно. 
Поглядел Кокованя на девчоночку и спрашивает:
— Это у вас Григорьева-то подарёнка? Хозяйка отвечает:
— Она самая. Мало одной-то, так ещё кошку драную где-то подобрала. Отогнать не можем. Всех моих ребят перецарапала, да ещё корми её!
Кокованя и говорит:
— Неласковые, видно, твои ребята. У ней вон мурлычет.
Потом и спрашивает у сиротки:
— Ну как, подарёнушка, пойдёшь ко мне жить? Девчоночка удивилась:
— Ты, дедо, как узнал, что меня Дарёнкой зовут?
— Да так, — отвечает,— само вышло. Не думал, не гадал, нечаянно попал.

— Ты хоть кто? — спрашивает девчоночка.
— Я, — говорит, — вроде охотника. Летом пески промываю, золото добываю, а зимой по лесам за козлом бегаю, да всё увидеть не могу.
— Застрелишь его?
— Нет, — отвечает Кокованя. — Простых козлов стреляю, а этого не стану.
 Мне посмотреть охота, в котором месте он правой передней ножкой топнет.
— Тебе на что это?
— А вот пойдёшь ко мне жить, так всё и расскажу. Девчоночке любопытно стало про козла-то узнать. И то видит — старик весёлый да ласковый. 
Она и говорит:
— Пойду. Только ты эту кошку, Мурёнку, тоже возьми. Гляди, какая хорошая.
— Про это,— отвечает Кокованя,— что и говорить. Такую звонкую кошку не взять — дураком остаться. Вместо балалайки она у нас в избе будет.
Хозяйка слышит их разговор. Рада-радёхонька, что Кокованя сиротку к себе зовёт. 
Стала скорей Дарёнкины пожитки собирать. Боится, как бы старик не передумал.
 Кошка будто тоже понимает весь разговор. 
Трётся у ног-то да мурлычет: “Пр-равильно придумал. Пр-равильно”.
Вот и повёл Кокованя сиротку к себе жить. 
Сам большой да бородатый, а она махонькая, и носишко пуговкой.
 Идут по улице, и кошчонка ободранная за ними попрыгивает.
Так и стали жить вместе дед Кокованя, сиротка Дарёна да кошка Мурёнка.
 Жили-поживали, добра много не наживали, а на житьё не плакались, и у всякого дело было. Кокованя с утра на работу уходил, Дарёнка в избе прибирала, похлёбку да кашу варила, а кошка Мурёнка на охоту ходила — мышей ловила. К вечеру соберутся, и весело им.
Старик был мастер сказки сказывать. 
Дарёнка любила те сказки слушать, а кошка Мурёнка лежит да мурлычет:
“Пр-равильно говорит. Пр-равильно”.
Только после всякой сказки Дарёнка напомнит:
— Дедо, про козла-то скажи. Какой он?
Кокованя отговаривался сперва, потом и рассказал:
— Тот козёл особенный. У него на правой передней ноге серебряное копытце.
 В каком месте топнет этим копытцем, там и появится дорогой камень.
 Раз топнет — один камень, два топнет — два камня, а где ножкой бить станет — там груда дорогих камней.
Сказал это, да и не рад стал. С той поры у Дарёнки только и разговору что об этом козле.
— Дедо, а он большой?
Рассказал ей Кокованя, что ростом козёл не выше стола, ножки тоненькие, головка лёгонькая. А Дарёнка опять спрашивает:
— Дедо, а рожки у него есть?
— Рожки-то, — отвечает, — у него отменные. У простых козлов на две веточки, а у этого — на пять веток.
— Дедо, а он кого ест?
— Никого, — отвечает, — не ест. Травой да листом кормится. Ну, сено тоже зимой в стожках подъедает.
— Дедо, а шёрстка у него какая?
— Летом, — отвечает, — буренькая, как вот у Мурёнки нашей, а зимой серенькая.
— Дедо, а он душной?
Кокованя даже рассердился:
— Какой же душной! Это домашние козлы такие бывают, а лесной козел, он лесом пахнет.

Стал осенью Кокованя в лес собираться. Надо было ему поглядеть, в которой стороне козлов больше пасётся. Дарёнка и давай проситься:
— Возьми меня, дедо, с собой! Может, я хоть сдалека того козлика увижу.
Кокованя и объясняет ей:
— Сдалека-то его не разглядишь. У всех козлов осенью рожки есть. 
Не разберёшь, сколько на них веток. Зимой вот — дело другое. 
Простые козлы зимой безрогие ходят, а этот — Серебряное Копытце — всегда с рожками, хоть летом, хоть зимой. Тогда его сдалека признать можно.
Этим и отговорился. Осталась Дарёнка дома, а Кокованя в лес ушел.
Дней через пять воротился Кокованя домой, рассказывает Дарёнке:
— Ныне в Полдневской стороне много козлов пасётся. Туда и пойду зимой.
— А как же, — спрашивает Дарёнка, — зимой-то в лесу ночевать станешь?
— Там, — отвечает, — у меня зимний балаган у покосных ложков < покосный ложок – неглубокий, но широкий лесной овраг, где косят сено. – Ред.> поставлен.
 Хороший балаган, с очагом, с окошечком. Хорошо там.
Дарёнка опять спрашивает:
— Дедо, а Серебряное Копытце в той же стороне пасётся?
— Кто его знает. Может, и он там.
Дарёнка тут и давай проситься:
— Возьми меня, дедо, с собой! Я в балагане сидеть буду. Может, Серебряное Копытце близко подойдёт — я и погляжу.
Старик сперва руками замахал:
— Что ты! Что ты! Статочное ли дело зимой по лесу маленькой девчонке ходить! 
На лыжах ведь надо, а ты не умеешь. Угрузнешь в снегу-то. Как я с тобой буду?
 Замёрзнешь ещё!
Только Дарёнка никак не отстаёт:
— Возьми, дедо! На лыжах-то я маленько умею.
 Кокованя отговаривал-отговаривал, потом и подумал про себя: “Сводить разве?
 Раз побывает — в другой не запросится”.
Вот он и говорит:
— Ладно, возьму. Только, чур, в лесу не реветь и домой до времени не проситься.
Как зима в полную силу вошла, стали они в лес собираться. 
Уложил Кокованя на ручные санки сухарей два мешка, припас охотничий и другое, 
что ему надо. Дарёнка тоже узелок себе навязала. 
Лоскуточков взяла кукле платье шить, ниток клубок, иголку да ещё верёвку.
 “Нельзя ли, — думает, — этой верёвкой Серебряное Копытце поймать?”

Жаль Дарёнке кошку свою оставлять, да что поделаешь! Гладит кошку-то на прощанье, разговаривает с ней:
— Мы, Мурёнка, с дедом в лес пойдём, а ты дома сиди, мышей лови.
 Как увидим Серебряное Копытце, так и воротимся. Я тебе тогда всё расскажу.
Кошка лукаво посматривает, а сама мурлычет: “Пр-ра-вильно придумала. Пр-равильно”.
Пошли Кокованя с Дарёнкой. Все соседи дивуются:
— Из ума выжил старик! Такую маленькую девчонку в лес зимой повёл!
Как стали Кокованя с Дарёнкой из заводу выходить, слышат — собачонки что-то сильно забеспокоились. Такой лай да визг подняли, будто зверя на улицах увидали. 
Оглянулись, — а это Мурёнка серединой улицы бежит, от собак отбивается.
 Мурёнка к той поре поправилась. Большая да здоровая стала.
 Собачонки к ней и подступиться не смеют.
Хотела Дарёнка кошку поймать да домой унести, только где тебе! 
Добежала Мурёнка до лесу, да и на сосну. Пойди поймай!
Покричала Дарёнка, но не могла кошку приманить. 
Что делать? Пошли дальше. Глядят — Мурёнка стороной бежит. 
Так и до балагана добралась.
Вот и стало их в балагане трое. Дарёнка хвалится:
— Веселее так-то.
Кокованя поддакивает:
— Известно, веселее.
А кошка Мурёнка свернулась клубочком у печки и звонко мурлычет: “Пр-равильно говоришь. Пр-равильно”.

Козлов в ту зиму много было. Это простых-то. Кокованя каждый день то одного, то двух к балагану притаскивал. Шкурок у них накопилось, козлиного мяса насолили — на ручных санках не увезти. Надо бы в завод за лошадью сходить, да как Дарёнку с кошкой в лесу оставить! А Дарёнка попривыкла в лесу-то. Сама говорит старику:
— Дедо, сходил бы ты в завод за лошадью. Надо ведь солонину домой перевезти.
 Кокованя даже удивился:
— Какая ты у меня разумница, Дарья Григорьевна! Как большая рассудила. 
Только забоишься, поди, одна-то.
— Чего, — отвечает, — бояться! Балаган у нас крепкий, волкам не добиться.
 И Мурёнка со мной. Не забоюсь. А ты поскорее ворочайся всё-таки!
Ушёл Кокованя. Осталась Дарёнка с Мурёнкой. 
Днём-то привычно было без Коковани сидеть, пока он козлов выслеживал...
 Как темнеть стало, запобаивалась. Только глядит — Мурёнка лежит спокойнёхонько. 
Дарёнка и повеселела. Села к окошечку, смотрит в сторону покосных ложков и видит — от лесу какой-то комочек катится. Как ближе подкатился, разглядела — это козёл бежит.
 Ножки тоненькие, головка лёгонькая, а на рожках по пяти веточек. 
Выбежала Дарёнка поглядеть, а никого нет.
 Подождала-подождала, воротилась в балаган, да и говорит:
— Видно, задремала я. Мне и показалось. Мурёнка мурлычет: “Пр-равильно говоришь. 
Пр-равильно”.
Легла Дарёнка рядом с кошкой да и уснула до утра.
Другой день прошёл. Не воротился Кокованя. Скучненько стало Дарёнке, а не плачет.
 Гладит Мурёнку да приговаривает:
— Не скучай, Мурёнушка! Завтра дедо непременно придёт.
Мурёнка свою песенку поёт: “Пр-равильно говоришь. Пр-равильно”.
Посидела опять Дарёнушка у окошка, полюбовалась на звёзды.
 Хотела спать ложиться — вдруг по стенке топоток прошёл.
 Испугалась Дарёнка, а топоток по другой стене, потом по той, где окошечко, потом — где дверка, а там и сверху запостукивало.
 Негромко, будто кто лёгонький да быстрый ходит.
Дарёнка и думает: “Не козёл ли тот, вчерашний, прибежал?”
И до того ей захотелось поглядеть, что и страх не держит. 
Отворила дверку, глядит, а козёл — тут, вовсе близко.
 Правую переднюю ножку поднял — вот топнет, а на ней серебряное копытце блестит,
 и рожки у козла о пяти ветках.
Дарёнка не знает, что ей делать, да и манит его, как домашнего:
— Ме-ка! Ме-ка!
Козёл на это как рассмеялся! Повернулся и побежал.
Пришла Дарёнушка в балаган, рассказывает Мурёнке:
— Поглядела я на Серебряное Копытце. И рожки видела и копытце видела.
 Не видела только, как тот козлик ножкой топает, дорогие камни выбивает. 
Другой раз, видно, покажет.
Мурёнка знай свою песенку поёт: “Пр-равильно говоришь. Пр-равильно”.
Третий день прошёл, а все Коковани нет. Вовсе затуманилась Дарёнка. 
Слёзки запокапывали. Хотела с Мурёнкой поговорить, а её нету. 
Тут вовсе испугалась Дарёнушка, из балагана выбежала кошку искать.
Ночь месячная, светлая, далеко видно. Глядит Дарёнка — кошка близко на покосном ложке сидит, а перед ней козёл. Стоит, ножку поднял, а на ней серебряное копытце блестит.
Мурёнка головой покачивает, и козёл тоже. Будто разговаривают. Потом стали по покосным ложкам бегать.
Бежит-бежит козёл, остановится и давай копытцем бить. 
Мурёнка подбежит, козёл дальше отскочит и опять копытцем бьёт. 
Долго они так-то по покосным ложкам бегали.
 Не видно их стало. Потом опять к самому балагану воротились.
Тут вспрыгнул козёл на крышу и давай по ней серебряным копытцем бить.
 Как искры, из-под ножки-то камешки посыпались.
 Красные, голубые, зелёные, бирюзовые — всякие.
К этой поре как раз Кокованя и вернулся. Узнать своего балагана не может.
 Весь он как ворох дорогих камней стал. Так и горит-переливается разными огнями.
 Наверху козёл стоит — и всё бьёт да бьёт серебряным копытцем, а камни сыплются да сыплются.
Вдруг Мурёнка скок туда же! Встала рядом с козлом, громко мяукнула, и ни Мурёнки, ни Серебряного Копытца не стало.
Кокованя сразу полшапки камней нагрёб, да Дарёнка запросила:
— Не тронь, дедо! Завтра днём ещё на это поглядим.
Кокованя и послушался. Только к утру-то снег большой выпал.
 Все камни и засыпало. Перегребали потом снег-то, да ничего не нашли.
 Ну, им и того хватило, сколько Кокованя в шапку нагрёб.
Всё бы хорошо, да Мурёнки жалко.
 Больше её так и не видали, да и Серебряное Копытце тоже не показался.
 Потешил раз — и будет.
А по тем покосным ложкам, где козёл скакал, люди камешки находить стали. 
Зелёненькие больше. Хризолитами называются. Видали?

 "Медведь и солнце" (Сладков )

Просочилась в берлогу Вода - Медведю штаны промочила.
- Чтоб ты, слякоть, пересохла совсем! - заругался Медведь. - Вот я тебя сейчас!
Испугалась Вода, зажурчала тихим голосом:
- Не я, Медведушко, виновата. Снег во всём виноват.
Начал таять, воду пустил. А моё дело водяное - теку под уклон.
- Ах, так это Снег виноват? Вот я его сейчас! - взревел Медведь.
Побелел Снег, испугался. Заскрипел с перепугу:
- Не я виноват, Медведь, Солнце виновато. Так припекло, так прижгло - растаешь тут!
- Ах, так это Солнце мне штаны промочило? - рявкнул
Медведь. - Вот я его сейчас!
А что "сейчас"? Солнце ни зубами не схватить, ни лапой не достать. Сияет себе. 
Снег топит, воду в берлогу гонит. Медведю штаны мочит.
Делать нечего - убрался Медведь из берлоги. Поворчал, поворчал да и покосолапил. 
Штаны сушить. Весну встречать.
                                               КОНЕЦ!


СКАЗКА "ГРАЧ, РОСТОК И ГУСЕНИЦА"

Наступила весна. Посадила Таня в землю семечко подсолнуха. Из земли появился росток.
А червяки и гусеницы тут как тут.
Подползла гусеница к ростку и говорит: “Ты росток зеленый, молодой и сладкий. Я тебя съем”.
Попросил Росток: “Пожалей меня, гусеница. Дай мне вырасти!”
Засмеялась гусеница в ответ и подползла к Ростку совсем близко. А тут летит мимо Грач.
Закричал Росток: “Грач, помоги! Гусеница меня съесть хочет”.
Услышал Грач голосок Ростка, схватил Гусеницу и был таков. Поблагодарил его Росток. 
А летом превратился в красавца Подсолнух и угостил грача своими семечками.

                                                                                КОНЕЦ!




Шел бык лесом, попадается ему навстречу баран.
- Куда, баран, идешь?- спросил бык.
- От зимы лета ищу, - говорит баран.
- Пойдем со мною!
Вот пошли они вместе, попадается им навстречу свинья.
- Куда, свинья, идешь? - спросил бык.
- От зимы лета ищу, - отвечает свинья.
- Иди с нами.
Пошли втроем дальше, навстречу им гусь.
- Куда, гусь, идешь? - спрашивает бык.
- От зимы лета ищу, - отвечает гусь.
- Ну, иди за нами!
Вот гусь и пошел за ними. Идут, а навстречу им петух.
- Куда, петух, идешь? - спросил бык.
- От зимы лета ищу, - отвечает петух.
- Иди за нами!
Вот они идут путем-дорогою и разговаривают промеж себя:
- Как же, братцы-товарищи! Время подходит холодное, где тепла искать?
 Бык и сказывает:
- Ну, давайте избу строить, а то, чего доброго, и впрямь зимою замерзнем.
 Баран говорит:
- У меня шуба тепла - вишь какая шерсть! Я и так перезимую.
Свинья говорит:
- А по мне хоть какие морозы - я не боюсь: зароюсь в землю и без избы прозимую.
Гусь говорит:
- А я сяду в середину ели, одно крыло постелю, а другим оденусь, меня никакой холод не возьмет; я и так прозимую.
Петух говорит:
- А разве у меня нет своих крыльев? И я прозимую!
Бык видит - дело плохо, надо одному хлопотать.
- Ну, - говорит, - вы как хотите, а я стану избу строить.
Выстроил себе избушку и живет в ней. 
Вот пришла зима холодная, стали пробирать морозы; баран просится у быка:
- Пусти, брат, погреться.
- Нет, баран, у тебя шуба теплая; ты и так перезимуешь. Не пущу!
- А коли не пустишь, то я разбегусь и вышибу из твой избы бревно; тебе же будет холоднее.
Бык думал-думал: “Дай пущу, а то, пожалуй, и меня заморозит”,-и пустил барана.
Вот и свинья прозябла, пришла к быку:- Пусти, брат, погреться.
- Нет, не пущу! Ты в землю зароешься и так перезимуешь.
- А не пустишь, так я рылом все столбы подрою да твою избу сворочу.
Делать нечего, надо пустить. Пустил и свинью.
Тут пришли к быку гусь и петух:- Пусти, брат, к себе погреться.
- Нет, не пущу! У вас по два крыла: одно постелешь, другим оденешься; так и прозимуете!
- А не пустишь, - говорит гусь, - так я весь мох из твоих стен повыщипываю,
 тебе же холоднее будет.
- Не пустишь? - говорит петух.
 - Так я взлечу на чердак, всю землю с потолка сгребу, тебе же холоднее будет.
Что делать быку? Пустил жить к себе и гуся и петуха.
Вот живут они себе в избушке. Отогрелся в тепле петух и начал песенки распевать.
Услыхала лиса, что петух песенки распевает, захотелось ей петушиным мясом полакомиться, да как достать его?
Лиса поднялась на хитрости, отправилась к медведю да волку и сказала:
- Ну, любезные куманьки! Я нашла для всех поживу: для тебя, медведь, - быка,
 для тебя волк, - барана, а для себя - петуха.
- Хорошо, кумушка! - говорит медведь и волк.
- Мы твоих услуг никогда не забудем. Пойдем же приколем да поедим!
Лиса привела их к избушке. 
Медведь говорит волку: - Иди ты вперед!
 А волк кричит:- Нет, ты посильнее меня, иди ты вперед!
Ладно, пошел медведь; только что в двери - бык наклонил голову и припер его рогами к стенке.А баран разбежался да как бацнет медведя в бок - и сшиб его с ног.
А свинья рвет и мечет в клочья. А гусь подлетел - глаза щиплет. 
А петух сидит на брусу и кричит:- Подайте сюда, подайте сюда!
Волк с лисой услыхали крик да бежать!
Вот медведь рвался, рвался, насилу вырвался, догнал волка и рассказывает:
- Ну, что было мне!.. Этакого страху отродясь не видывал.
Только что вошел я в избу, откуда ни возьмись, баба с ухватом на меня... 
Так к стене и прижала!
 Набежало народу пропасть: кто бьет, кто рвет, кто шилом в глаза колет.
 А еще один на брусу сидел да все кричал: “Подайте сюда, подайте сюда!” 
Ну, если б подали к нему, кажись бы, и смерть была!
                                                              КОНЕЦ!

"Гуси-лебеди" (русская народная сказка)                  


Жили мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький. 
- Доченька, — говорила мать, — мы пойдем на работу, береги братца!
Не ходи со двора, будь умницей — мы купим тебе платочек.
Отец с матерью ушли, а дочка позабыла, что ей приказывали: 
посадила братца на травке под окошко, сама побежала на улицу, заигралась, загулялась.
Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крыльях.
Вернулась девочка, глядь — братца нету! 
Ахнула, кинулась туда-сюда — нету!
Она его кликала, слезами заливалась, причитывала, 
что худо будет от отца с матерью, — братец не откликнулся.
Выбежала она в чистое поле и только видела: 
метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом. 
Тут она догадалась, что они унесли ее братца: 
про гусей-лебедей давно шла дурная слава — что они пошаливали,
маленьких детей уносили.
Бросилась девочка догонять их. 
Бежала, бежала, увидела — стоит печь.
— Печка, печка, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
Печка ей отвечает:— Съешь моего ржаного пирожка — скажу.
— Стану я ржаной пирог есть! У моего батюшки и пшеничные не едятся...
Печка ей не сказала. Побежала девочка дальше — стоит яблоня.
- Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
— Поешь моего лесного яблочка — скажу.
— У моего батюшки и садовые не едятся...
Яблоня ей не сказала. Побежала девочка дальше. 
Течет молочная река в кисельных берегах.
— Молочная река, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели?
— Поешь моего простого киселька с молочком — скажу.
— У моего батюшки и сливочки не едятся...
Долго она бегала по полям, по лесам. День клонится к вечеру, делать нечего — 
надо идти домой. 
Вдруг видит — стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке, кругом себя поворачивается.
В избушке старая баба-яга прядет кудель. 
А на лавочке сидит братец, играет серебряными яблочками.
Девочка вошла в избушку:— Здравствуй, бабушка!
— Здравствуй, девица! Зачем на глаза явилась?
— Я по мхам, по болотам ходила, платье измочила, пришла погреться.
— Садись покуда кудель прясть.
Баба-яга дала ей веретено, а сама ушла. 
Девочка прядет — вдруг из-под печки выбегает мышка и говорит ей:
— Девица, девица, дай мне кашки, я тебе добренькое скажу.
Девочка дала ей кашки, мышка ей сказала:
— Баба-яга пошла баню топить.Она тебя вымоет-выпарит, 
в печь посадит, зажарит и съест, сама на твоих костях покатается.
Девочка сидит ни жива ни мертва, плачет, а мышка ей опять:
— Не дожидайся, бери братца, беги, а я за тебя кудель попряду.
Девочка взяла братца и побежала.
А баба-яга подойдет к окошку и спрашивает:— Девица, прядешь ли?
Мышка ей отвечает:— Пряду, бабушка...
Баба-яга баню вытопила и пошла за девочкой. А в избушке нет никого. 
Баба-яга закричала:— Гуси-лебеди! Летите в погоню! Сестра братца унесла!..
Сестра с братцем добежала до молочной реки. 
Видит — летят гуси-лебеди.
— Речка, матушка, спрячь меня!
— Поешь моего простого киселька.
Девочка поела и спасибо сказала. Река укрыла ее под кисельным бережком.
 Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
Девочка с братцем опять побежала. А гуси-лебеди воротились, летят навстречу, 
вот-вот увидят. Что делать? Беда!
Стоит яблоня...
— Яблоня, матушка, спрячь меня!
— Поешь моего лесного яблочка.
Девочка поскорее съела и спасибо сказала.
Яблоня ее заслонила ветвями, прикрыла листами.
Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо. Девочка опять побежала. 
Бежит, бежит, уж недалеко осталось.Тут гуси-лебеди увидели ее, загоготали — налетают, крыльями бьют,того гляди,братца из рук вырвут.
Добежала девочка до печки:— Печка, матушка, спрячь меня!
— Поешь моего ржаного пирожка
Девочка скорее — пирожок в рот, а сама с братцем — в печь, 
села в устьице.
Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели к бабе-яге.
Девочка сказала печи спасибо и вместе с братцем прибежала домой.
А тут и отец с матерью пришли. 
                                         КОНЕЦ!


Жил-был мужик.
 У этого мужика был кот, только такой баловник, что беда! 
Надоел он до смерти.
 Вот мужик думал, думал, взял кота, посадил в мешок и понес в лес 
Принес и бросил его в лесу-пускай пропадает.
Кот ходил, ходил и набрел на избушку. 
Залез на чердак и полеживает себе.
А захочет есть-пойдет в лес, птичек, мышей наловит, 
наестся досыта - опять на чердак, и горя ему мало!
Вот пошел кот гулять, а навстречу ему лиса. 
Увидала кота и дивится:"Сколько лет живу в лесу, такого зверя не видывала!
Поклонилась лиса коту и спрашивает:
— Скажись, добрый молодец, кто ты таков?
 Как ты сюда зашел и как тебя по имени величать?
А кот вскинул шерсть и отвечает:— Зовут меня Котофей Иванович,
 я из сибирских лесов прислан к вам воеводой.
— Ах, Котофей Иванович!-говорит лиса. 
— Не знала я про тебя, не ведала. Ну, пойдем же ко мне в гости.
Кот пошел к лисице.
Она привела его в свою нору и стала потчевать разной дичинкой
а сама все спрашивает:
 Котофей Иванович, женат ты или холост?
— Холост.
— И я, лисица,- девица. Возьми меня замуж!
Кот согласился, и начался у них пир да веселье.
На другой день отправилась лиса добывать припасов, а кот остался дома.
Бегала, бегала лиса и поймала утку. 
Несет домой, а навстречу ей волк:- Стой, лиса! Отдай утку!
— Нет, не отдам!
— Ну, я сам отниму.
— А я скажу Котофею Ивановичу, он тебя смерти предаст!
— А кто такой Котофей Иванович?
— Разве ты не слыхал?
К нам из сибирских лесов прислан воеводой Котофей Иванович! 
Я раньше была лисица-девица, а теперь нашего воеводы жена.
— Нет, не слыхал, Лизавета Ивановна. А как бы мне на него посмотреть?
— У! Котофей Иванович у меня такой сердитый: 
кто ему не по нраву придется, сейчас съест! 
Ты приготовь барана да принеси ему на поклон:
барана-то положи на видное место, а сам схоронись,
чтобы кот тебя не увидал, а то, брат, тебе туго придется!
Волк побежал за бараном, а лиса - домой.
Идет лиса, и повстречался ей медведь:
— Стой, лиса, кому утку несешь? Отдай мне!
— Ступай-ка ты, медведь, подобру-поздорову, 
а то скажу Котофею Ивановичу, он тебя смерти предаст!
— А кто такой Котофей Иванович?
— А который прислан к нам из сибирских лесов воеводою. 
Я раньше была лисица-девица, 
а теперь нашего воеводы - Котофея Ивановича - жена.
— А нельзя ли посмотреть его, Лизавета Ивановна?
— У! Котофей Иванович у меня такой сердитый:
кто ему не приглянется, сейчас съест.
Ты ступай приготовь быка да принеси ему на поклон.
Да смотри, быка-то положи на видное место, а сам схоронись, 
чтобы Котофей Иванович тебя не увидел, а то тебе туго придется!
Медведь пошел за быком, а лиса - домой.
Вот принес волк барана, ободрал шкуру и стоит раздумывает. 
Смотрит - и медведь лезет с быком.
— Здравствуй, Михайло Иванович!
— Здравствуй, брат Левон! Что, не видал лисицы с мужем?
— Нет, Михайло Иванович, сам их дожидаю.
— А ты сходи-ка к ним, позови,- говорит медведь волку.
— Нет, не пойду, Михайло Иванович. 
Я неповоротлив, ты лучше иди.
— Нет, не пойду, брат Левон. Я мохнат, косолап, куда мне!
Вдруг - откуда ни возьмись - бежит заяц.
Волк и медведь как закричат на него: — Поди сюда косой!
Заяц так и присел, уши поджал.
— Ты, заяц, поворотлив и на ногу скор: сбегай к лисе, скажи ей,
 что медведь Михайло Иванович с братом Левоном Ивановичем 
давно уже готовы, ждут тебя-де с мужем, с Котофеем Ивановичем,
хотят поклониться бараном да быком.
Заяц пустился к лисе во всю прыть. 
А медведь и волк стали думать, где бы им спрятаться.
Медведь говорит: — Я полезу на сосну.
А волк ему говорит: — А я куда денусь? Ведь я на дерево не взберусь. 
Схорони меня куда-нибудь.
Медведь спрятал волка в кустах, завалил сухими листьями,
а сам влез на сосну, на самую макушку, и поглядывает,
 не идет ли Котофей Иванович с лисой.
Заяц меж тем прибежал к лисицыной норе:
— Медведь Михайло Иванович с волком Левоном Ивановичем прислали сказать,
что они давно ждут тебя с мужем, хотят поклониться вам быком да бараном.
— Ступай, косой, сейчас будем.
Вот и пошли кот с лисою.
 Медведь увидел их и говорит волку:
— Какой же воевода-то Котофей Иванович маленький!
Кот сейчас же кинулся на быка, шерсть взъерошил,
начал рвать мясо и зубами и лапами, а сам мурчит, будто сердится:
— Мау, мау!..
Медведь опять говорит волку:
— Невелик, да прожорлив! Нам четверым не съесть, а ему одному мало.
Пожалуй, он и до нас доберется!
Захотелось и волку посмотреть на Котофея Ивановича, да сквозь листья не видать.
И начал волк потихоньку разгребать листья.
Кот услыхал, что листья шевелятся, подумал, что это мышь, да как кинется —
и прямо волку в морду вцепился когтями.
Волк перепугался, вскочил и давай утекать.
А кот сам испугался и полез на дерево, где сидел медведь.
Ну, — думает медведь, — увидел он меня!
Слезать-то было некогда, вот медведь как шмякнется с дерева обземь,
 все печенки отбил, вскочил — да наутек.
А лисица вслед кричит: — Бегите, бегите, как бы он вас не задрал!..
С той поры все звери стали кота бояться.
А кот с лисой запаслись на всю зиму мясом и стали жить да поживать. 
И теперь живут.
    
                                                КОНЕЦ!

На лесной опушке, в тепленькой избушке, жили-были три братца:
 воробей крылатый, мышонок мохнатый да блин масленый.
Воробей с поля прилетел, мышонок от кота удрал, блин со сковороды убежал.
Жили они, поживали, друг друга не обижали. 
Каждый свою работу делал, другому помогал.
 Воробей еду приносил — с полей зерен, из лесу грибов, с огорода бобов.
 Мышонок дрова рубил, а блин щи да кашу варил.
Хорошо жили. 
Бывало, воробей с охоты воротится, ключевой водой умоется, 
сядет на лавку отдыхать. 
А мышь дрова таскает, на стол накрывает, ложки крашеные считает. 
А блин у печи — румян да пышен — щи варит, 
крупной солью солит, кашу пробует.
Сядут за стол — не нахвалятся. Воробей говорит:
— Эх, щи так щи, боярские щи, как хороши да жирны!
А блин ему:
— А я, блин масленый, окунусь в горшок да вылезу - вот щи и жирные!
А воробей кашу ест, похваливает:
— Ай каша, ну и каша — горазд горяча!
А мышь ему:
— А я дров навезу, мелко нагрызу, в печь набросаю,
 хвостиком разметаю — хорошо в печи огонь горит — вот и горяча!
— Да и я, — говорит воробей, — не промах: 
соберу грибов, натащу бобов — вот вы и сыты!
Так они жили, друг друга хвалили, да и себя не обижали.
Только раз призадумался воробей.
«Я, — думает, — целый день по лесу летаю, ножки бью, крылышки треплю,
 а они как работают?
 С утра блин на печи лежит — нежится, а только к вечеру за обед берется. 
А мышь с утра дрова везет да грызет, а потом на печь заберется, 
на бок перевернется, да и спит до обеда.
 А я с утра до ночи на охоте — на тяжкой работе. Не бывать больше этому!»
Рассердился воробей — ножками затопал,
крыльями захлопал и давай кричать:
— Завтра же работу поменяем!
Ну, ладно, хорошо.
Блин да мышонок видят, что делать нечего, на том и порешили. 
На другой день утром блин пошел на охоту, 
воробей — дрова рубить, а мышонок — обед варить.
Вот блин покатился в лес. Катится по дорожке и поет:
Прыг-скок,
Прыг-скок,
Я — масленый бок,
На сметанке мешан,
На маслице жарен!
Прыг-скок,
Прыг-скок,
Я — масленый бок!
Бежал, бежал, а навстречу ему Лиса Патрикеевна.
— Ты куда, блинок, бежишь-спешишь?
— На охоту.
— А какую ты, блинок, песенку поешь?
Блин заскакал на месте да и запел:
Прыг-скок,
Прыг-скок,
Я — масленый бок,
На сметанке мешан,
На маслице жарен!
Прыг-скок,
Прыг-скок,
Я — масленый бок!
— Хорошо поешь, — говорит Лиса Патрикеевна, а сама ближе подбирается. 
— Так, говоришь, на сметане мешан?
А блин ей:
— На сметане да с сахаром!
А лиса ему:
— Прыг-скок, говоришь?
Да как прыгнет, да как фыркнет, да как ухватит за масленый бок - ам!
А блин кричит:
— Пусти меня, лиса, в дремучие леса, за грибами, за бобами - на охоту!
А лиса ему:
— Нет, я съем тебя, проглочу тебя, со сметаной, с маслом да и с сахаром!
Блин бился, бился, еле от лисы вырвался, - бок в зубах оставил,-домой побежал!
А дома-то что делается!
Стала мышка щи варить: чего ни положит, а щи все не жирны, 
не хороши, не маслены.
«Как, — думает, — блин щи варил? 
А, да он в горшок нырнет да выплывет, и станут щи жирные!»
Взяла мышка да и кинулась в горшок. 
Обварилась, ошпарилась, еле выскочила!
Шубка повылезла, хвостик дрожмя дрожит.
 Села на лавку да слезы льет.
А воробей дрова возил: навозил, натаскал да давай клевать, 
на мелкие щепки ломать. 
Клевал, клевал, клюв на сторону своротил. 
Сел на завалинку и слезы льет.
Прибежал блин к дому, видит: сидит воробей на завалинке — клюв на сторону,
 слезами воробей заливается. 
Прибежал блин в избу — сидит мышь на лавке,
 шубка у ней повылезла, хвостик дрожмя дрожит.
Как увидели, что у блина полбока съедено, еще пуще заплакали.
Тут блин и говорит:
— Так всегда бывает, когда один на другого кивает, свое дело делать не хочет.
Тут воробей со стыда под лавку забился.
Ну, делать нечего, поплакали-погоревали,
 да и стали снова жить-поживать по-старому: 
воробей еду приносить, мышь дрова рубить, а блин щи да кашу варить.
Так они живут, пряники жуют, медком запивают, нас с вами вспоминают.

                                     КОНЕЦ!
Три медведя (р.н.с.)
Сказка Три медведя - Три медведя сказка - Девочка ушла из дома

Одна девочка ушла из дома в лес.
В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, 
да не нашла, пришла в лесу к домику.
Дверь была отворена: она посмотрела в дверь,
видит, в домике никого нет, и вошла.
В домике этом жили три медведя. 
Один медведь был отец, звали его Михаил Иванович.
Он был большой и лохматый.
 Другой была медведица. 
Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. 
Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка.
 Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу.
В домике было две комнаты: одна — столовая, другая — спальня.
Сказка Три медведя - Три медведя сказка - Девочка вошла в столовую
Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой.
Первая чашка, очень большая, была Михаиле Ивановича.
Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина. 
Третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. 
Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая.
Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки;
 потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки; 
потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки, 
и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех.
Девочка захотела сесть и видит у стола три стула:
один большой — для Михаиле Иваныча,
другой поменьше — Настасьи Петровнин, 
и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин.
Сказка Три медведя - Три медведя сказка - Девочка полезла на большой стул
Она полезла на большой стул и упала;
 потом села на средний стул, на на нем было неловко; 
потом села на маленький стульчик и засмеялась — так было хорошо.
 Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. 
Поела всю похлебку и стала качаться на стуле.
Стульчик проломился, и она упала на пол. 
Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу.
Там стояли три кровати: одна большая — Михаилы Иванычева, 
другая средняя — Настасьи Петровнина, 
и третья маленькая — Мишенькина.
Сказка Три медведя - Три медведя сказка - Девочка легла в большую кровать
Девочка легла в большую — ей было слишком просторно; 
легла в среднюю — было слишком высоко;
легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула.
Сказка Три медведя - Три медведя сказка - Три медведя пришли домой
А медведи пришли домой голодные и захотели обедать.
Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом:
- КТО ХЛЕБАЛ В МОЕЙ ЧАШКЕ!
Настасья Петровна посмотрела на свою чашку и зарычала не так громко:
— КТО ХЛЕБАЛ В МОЕЙ ЧАШКЕ!
А Мишутка увидел свою пустую чашечку и запищал тонким голосом:
— Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!
Сказка Три медведя - Три медведя сказка - Большой медведь взял свою чашку
Михаиле Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом:
- КТО СИДЕЛ НА МОЕМ СТУЛЕ И СДВИНУЛ ЕГО С МЕСТА!
Настасья Петровна взглянула на свой стул и зарычала не так громко:
- КТО СИДЕЛ НА МОЕМ СТУЛЕ И СДВИНУЛ ЕГО С МЕСТА!
Мишутка взглянул на свой поломанный стульчик и пропищал:
— Кто сидел на моем стуле и сломал его!
- КТО ЛОЖИЛСЯ В МОЮ ПОСТЕЛЬ И СМЯЛ ЕЕ?
 - заревел Михайло Иваныч страшным голосом.
- КТО ЛОЖИЛСЯ В МОЮ ПОСТЕЛЬ И СМЯЛ ЕЕ!
— зарычала Настасья Петровна не так громко.
Сказка Три медведя - Три медведя сказка - Кто ложился в мою постель и смял ее
А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и
 запищал тоненьким голосом:
 — Кто ложился в мою постель!
И вдруг он увидел девочку и завизжал так, как будто его режут:
— Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи! 
Он хотел ее укусить. 
Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. 
Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. 
И медведи не догнали ее.
Сказка Три медведя - Три медведя сказка - Девочка увидела медведей и бросилась к окну

 "РЕПКА" (р.н.с.)

Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая.

Сказка Репка - Репка сказка - Посадил дед репку

Пошел дед репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может!

Сказка Репка - Репка сказка - Пошел дед репку рвать

Позвал дед бабку:
бабка за дедку,
дедка за репку -
тянут-потянут, вытянуть не могут!
Сказка Репка - Репка сказка - Позвал дед бабку репку рвать

Позвала бабка внучку:
внучка за бабку,
бабка за дедку,
дедка за репку -
тянут-потянут, вытянуть не могут!
Сказка Репка - Репка сказка - Позвала бабка внучку репку рвать
Позвала внучка Жучку:
Жучка за внучку,
внучка за бабку,
бабка за дедку,
дедка за репку -
тянут-потянут, вытянуть не могут!
Сказка Репка - Репка сказка - Позвала внучка Жучку репку рвать

Позвала Жучка кошку:
кошка за Жучку,
Жучка за внучку,
внучка за бабку,
бабка за дедку,
дедка за репку -
тянут-потянут, вытянуть не могут!
Сказка Репка - Репка сказка - Позвала Жучка кошку репку рвать

Позвала кошка мышку:
мышка за кошку,
кошка за Жучку,
Жучка за внучку,
внучка за бабку,
бабка за дедку,
дедка за репку -
тянут-потянут, - вытянули репку!
Сказка Репка - Репка сказка - Позвала кошка мышку репку рвать
Сказка Репка - Репка сказка - ВЫытянули репку

            "ПЫХ" (р.н.с.)

Жили-были дедушка, бабушка да внучка Алёнка. 
И был у них огород. 
Росли в огороде капуста, свеколка, морковка и репка жёлтенькая.
 Захотелось однажды дедусе репки покушать.
 Вышел он в ого-род. 
Идёт-идёт, а в огороде жарко да тихо, только пчёлки жужжат да комарики.
Прошёл дед грядку с капустой, прошёл грядку со свеколкой, 
прошёл грядку с морковкой... А вот и репка растёт. 
Только наклонился, чтоб репку вытащить, а с грядки кто-то как зашипит на него:
— Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Не ты ли это, дедка? Не за репкой ли пришёл?
Испугался дед и бежать. Бежит мимо морковки, бежит мимо свеколки...
Аж пятки сверкают. 
Еле-еле до хаты добрался. 
Сел на лавку, отдышаться никак не может. 
— Ну что, дед, принёс репку? 
— Ох, бабка, там такой зверь страшный сидит, что я еле ноги унёс! 
— Да полно, дед! Я сама пойду, уж, верно, репку принесу... 
 
И пошла бабка в огород, а в огороде жарко да тихо,
 только пчёлки жужжат да комарики звенят. 
Шла-шла бабка мимо грядки с капустой, мимо грядки со свеколкой, 
мимо грядки с морковкой. 
Идёт бабка, торопится... 
А вот и репка. Нагнулась бабка, чтобы репку вытащить, 
а из борозды как зашипит на неё кто-то: — Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Не ты ли это, бабка? Не по репку ли пришла? 
Испугалась бабка да бежать. 
Бежала-бежала она мимо морковки, мимо свеколки, бежала мимо капусты.
Еле-еле до хатки добралась. 
Села на лавку, тяжело дышит, отдышаться не может. 
— Ой, дедка, твоя правда! Кто-то там под кустом сидит, страшный такой, и пыхтит.
 Еле-еле ноги унесла! 
Поглядела на деду с бабкой внучка Алёнка, пожалела их и говорит: 
— Я принесу репку! 
Пошла Алёнка в огород. А в огороде жарко да тихо, 
только пчёлки жужжат да комарики звенят. 
 
Шла-шла и пришла к тому месту, где репка росла. 
И только наклонилась она, чтоб репку вытащить, а с грядки как зашипит кто-то: 
— Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Не Алёнка ли это? Не по репку ли пришла? 
Засмеялась тут Алёнка и как крикнет звонким голоском: 
— Так! Это я, Алёнка! Бабке с дедкой за репкой пришла. 
А на грядке кто-то снова как запыхтит: 
Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! 
Нагнулась Алёнка над грядкой, чтоб разглядеть, 
кто там такой страшный сидит, и вдруг увидела: 
лежит на грядке какой-то колючий клубочек,
 глазками-бусинками поблёскивает и пыхтит: 
— Пшш-ппы-ы-хх! 
 
Засмеялась девочка: 
— Ах ты, ёжик, ёжик колючий! Это ты дедушку с бабушкой напугал? 
Это ты их домой прогнал? 
А ёжик вытянул кверху острую мордочку и опять: 
— Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! 
Потянула Алёнушка репку раз, потянула другой и третий и вытянула репку.
 Да такую большую, круглую да жёлтенькую. Сладкую-пресладкую.
 Взяла Алёнка репку, ёжика в передничек положила — и домой. 
Бежала мимо морковки, бежала мимо свеколки, бежала мимо капусты. 
Быстро-быстро бежала! И мигом к своей хатке прибежала. 
А навстречу ей дедка с бабкой вышли. И спрашивают: 
— А где же репка? 
— А вот вам и репка! 
Обрадовались тут дедка с бабкой: 
— Ну и внучка у нас! Ну и Алёнушка! Молодец девочка! 
А как же зверь этот — Пых страшный? Не испугалась ли ты его? 
Раскрыла тут Алёнка передничек: 
— А вот вам и Пых! 
 
Засмеялись старички: 
— Ну и молодец Алёнка! Ну и смелая девчонка!




Комментариев нет:

Отправить комментарий